Полтора десятка лет назад мне посчастливилось побывать в Париже. Для большинства бывших советских людей символом этого города является Эйфелева башня. Побывать в столице Франции и не взглянуть на город с высоты этого сооружения, не представить, хотя бы мысленно, как бы летела над ним фанера, мы считали недопустимым.
Выкроив несколько дневных часов в плотном графике командировки, мы добрались до основания башни и обнаружили несколько огромных очередей: в кассы за билетами и к лифту для подъема на смотровую площадку. Деваться некуда, пристроились в хвост очереди за билетами, стоим, делимся впечатлениями. Внезапно, не говоря ни слова, вплотную ко мне, немного впереди, пристально глядя мне в глаза, пристраивается молодая женщина цыганской внешности с протянутой рукой.
Бюджет наших командировочных расходов не предусматривал раздачу милостыни, о чем я ей прямо и сказал. – No money.
Она, как будто, меня не слыша, продолжала стоять в позе просящего. Очередь потихоньку продвигалась; цыганка смещалась синхронно со мной, не отставая ни на шаг, по прежнему молча глядя мне в глаза.
— Когда же ты, наконец, отвяжешься, — задавал я про себя вопрос, стараясь не обращать на нее внимания. Это было сложно, поскольку ее назойливость создавала определенный дискомфорт. Видимо, это была отработанная тактика вымогания денег у туристов. Не у всякого хватало выдержки долго терпеть цыганку рядом и люди раскошеливались, но я решил не сдаваться и посмотреть, чем все закончится.
Простояв с нами в очереди почти до касс полчаса, попрошайка, не проявляя никаких эмоций, оставила нас в покое, перешла в хвост очереди и пристроилась там к какому-то господину. Дал он ей денег сразу или нет, мы не увидели, так как подошел наш черед брать билеты.
Затем надо было опять выстаивать длиннющую очередь к лифту, а время то у нас ограниченно. Я предложил пойти пешком по металлической лестнице – очереди на пеший подъем не было. Коллеги согласились. Лестница довольно крутая, с высокими ступенями. Сейчас я бы по ней не пошел, ждал бы лифта, а тогда подъем занял минут пятнадцать. Я насчитал 740 ступеней до смотровой площадки среднего уровня. Дальше пешком подниматься было запрещено.
Обозревая город, мы довольно громко делились впечатлениями, узнавая знаменитые памятники архитектуры, площади и улицы. Одно из масштабных зданий привлекло наше внимание, но мы не могли вспомнить что это, задавая друг другу этот вопрос.
— Les Invalides, — раздался голос рядом.
— Дом инвалидов, — прокомментировал я. – После войны 1812 года был переполнен калеками, вернувшимися из России.
— Russia? – задал вопрос человек, стоявший рядом у перил.
— Беларусь, — уточнил я.
— O, Berezina! – громко воскликнул он и несколько человек на смотровой площадке немедленно повернули головы в нашу сторону. Реакция на это слово во Франции, по прежнему, моментальная.
— Winners (победители), — улыбнулся он, глядя на нас. В интонации почувствовалось уважение к подвигу российского народа в войне 1812 года.
Я кивнул. Чувство гордости за наших предков шевельнулось в душе и мы в приподнятом настроении двинулись вниз по лестнице.